Алексей Соколов - Терпение дьявола [litres]
– Держаться вместе, – приказал Шалый. – Стволы наготове, круговой дозор. Кузя с Татарином в центр, дед тоже. Идем к бару.
Сталкеры быстро сгрудились вокруг Кузи с Колодой, образовав оскаленное дулами автоматов живое кольцо. Питон тоже не остался в стороне – потеснив крепкими плечами Гнуса и Варяга, он с опасливым интересом принялся водить стволом «калаша», стараясь, однако, не мешать стоящим рядом своими движениями.
Медленно проходя вместе с жильцами мимо пустых ангаров и чувствуя исходящий от их темных проемов противный холодок, Сапсан, вопреки собственным ожиданиям, почти не ощущал страха – его заглушило разочарование от потерянной надежды.
В том, что легендарного бара больше не существует, сомнений практически не оставалось. Как давно это произошло, и что было этому причиной – не имеет никакого значения. Прощай горячий ужин, прощай спокойный сон. Словно в подтверждение его мыслей свет чьего-то фонаря скользнул по лежащему на земле листу рифленой жести с надписью «Изотоп». Сталкеры остановились.
– Приехали, – сказал Гнус, поддев вывеску носком резинового сапога. – Станция «Жопа». Что дальше, бугор?
– Дальше? – Шалый продолжал осматриваться. – Дальше… Как-то странно это все, мужики. Что-то здесь не вяжется. Трупов нет, зверья тоже. Тишина.
– Может, все в баре сидят? – высказал предположение Чиф. – Забаррикадировались, жуки майские, и утра ждут. Или Серая радуга подходит. Когда она в последний раз была?
– Три недели назад, – отозвался Хмырь. – Мы как раз из Жженых топей шли, когда жахнуло. Гнус, помнишь?
– Ага. – Гнус продолжал рассматривать вывеску.
– Погодите, парняги, – вмешался в разговор Колода. – Я тут фрукт свежий, хоть и сморщенный, но про эти три недели уже не впервой слышу.
– Толком говори, дед. – Шалый посветил ему в лицо.
– Три недели назад была эта радуга. – Старый зэк говорил с рассудительной неторопливостью. – Лейтенант, которого ты завалил, сказал, что три недели назад новый пастух у них появился и кипеж наводит. И аккурат три недели назад барыга ваш пропал.
– Думаешь, неспроста это все?
– Думаю. Пока выходит, что сломился ваш ханошник. Прочухал что-то и сломился.
– Сломился, говоришь… – Шалый замялся. – Григорович все-таки не урод какой-то. Предупредил бы.
– Я его не знаю, – отрезал Колода. – Конкретную предъяву не леплю, но вопрос остается. Я цинканул, а ты сам решай.
– Он прав, бугор, – сказал Чиф. – Дерьмом тащит от этих совпадений.
– Пошли к бару. – Шалый поправил сползший с плеча ремень автомата. – Посмотрим, что с ним, а потом подумаем.
Пройдя через гараж для грузовой техники, они предстали перед невысоким зданием из белого кирпича. Обшитая листовым железом тяжелая двухстворчатая дверь, ведущая в подвал бара, оказалась заперта. Шалый несколько раз стукнул по ней ногой, но в ответ на гулкие удары изнутри не послышалось ни единого звука.
Бригадир постучал снова.
– Есть кто? Жорик, Портос, эй! С Рубежа идем, у нас раненый! Кто-нибудь, откройте!
Никто не отозвался. Шалый прислонился спиной к двери, обвел свою команду растерянным взглядом и тихо проговорил:
– Все, мужики. Не придет никто. А нам, получается, идти некуда.
– Тут Татарин… – подал голос Кузя. – Это… не дышит.
Варяг пощупал пульс раненого, потом поднес экран наладонника к его рту. Глянув на оставшееся незамутненным стекло, скорбно кивнул:
– Да. Отмучился Татарин.
В Зоне нет кладбищ. Она сама – кладбище. Тащить покойника до какого-то общепринятого места, чтобы совершить там множество принятых в большом мире обычаев, – неразумно, нерационально, да и просто опасно. Сталкеров хоронят там, где можно относительно безопасно вырыть яму, а потом, с чувством выполненного долга, уйти, оставив о своем товарище только хорошую память.
Место для могилы Татарина нашлось быстро – рядом с бетонным забором и высокой стеной одного из ангаров.
– Давайте копать, что ли. – Варяг ковырнул землю прикладом автомата. – Мягкая вроде. Если по трое работать, то за часок, наверное, управимся. Кто со мной начнет?
– Я. – Тюлень передал «винторез» Кузе и вытащил нож. – Лишь бы камней не было.
Сняв с плеча автомат, Шалый молча присоединился к ним.
Взрыхленную ножами почву загребали руками и прикладами, выбрасывая из медленно углубляющейся ямы. Примерно через полчаса, когда копатели порядком запыхались, а могила в результате их стараний углубилась сантиметров на тридцать, на место Тюленя встал Хмырь. Еще через несколько минут Варяга сменил Гнус. Выковыряв с помощью приклада несколько кирпичных обломков, он с неудовольствием отметил:
– До утра проканителимся.
– Так и говори, что надоело, – сказал Шалый, не отрываясь от работы. – Чиф, смени его.
– Ничего мне не надоело, – огрызнулся Гнус, продолжая копать. – Просто говорю, как есть. Татарин мне, считай, братом был.
– Как и всем нам.
В этот момент по забору что-то звякнуло. Почувствовав несильный удар по лодыжке, Сапсан недоуменно посветил вниз и увидел на земле саперную лопатку. Не успел он вскинуть автомат, как откуда-то сверху донесся приглушенный голос:
– Земля ему пухом, братцы.
Несколько стволов моментально взметнулись к небу, и свет налобных фонарей выхватил из темноты двух человек в камуфляжных костюмах, сидящих на широком карнизе, выступающем из стены под самой крышей здания. Лица незнакомцев скрывали черные балаклавы.
Увидев направленное оружие, один из них поспешно поднял руку с зажатой винтовкой и сказал:
– Свободу всем даром. А лопаткой вам удобней будет. Только вернуть не забудьте.
Наверное, легче встретить одного из Неспящих в бункере ученых, чем живого бойца «Воли» на территории «Приоритета». Война двух группировок, одна из которых объявила Зону достоянием всего человечества, а другая предпочла с этим очень сильно не согласиться, давно стала для сталкеров такой же обыденностью, какой были в Средние века Крестовые походы как бы хороших христианских рыцарей супротив как бы нехороших язычников. За несколько лет упорного и кровопролитного противостояния стороны ни на йоту не отступились от своих идеалов – «Приоритет» безуспешно искал способы Зону уничтожить или покорить, а «вольновцы» усиленно, но тоже без видимых подвижек старались ее понять. Видимо, теперь руководство «Воли» решило, что уход «приоритетовцев» с Черномаша станет хорошим поводом расширить свою территорию.
Сапсана, как любого необремененного идеологией бродягу-одиночку, мало волновали межклановые разборки. И «вольновцы», и «приоритетовцы» смотрят на сталкеров одинаково равнодушно. Правда, как выяснилось, «приоритетовцы» теперь свое мнение кардинально изменили. А «Воля», судя по только что прозвучавшему приветствию, осталась прежней. Уже неплохо.
– Слезайте, анархисты хреновы. – Шалый миролюбиво махнул «вольновцам» рукой. – Или вы там прячетесь от кого-то?
– Ага, от вас. Страшных диких сталкеров с Рубежа, – сказал один из «вольновцев».
Он с обезьяньей ловкостью сиганул на ржавую лестницу, торчащую из стены в метре от карниза, и спустился по ней вниз. Его товарищ спустился следом.
Подойдя к сталкерам, первый «вольновец» продемонстрировал, видимо на всякий случай, шеврон с зеленой головой волка и участливо спросил:
– Кого хороните?
– Друга хорошего, – ответил Гнус, расторопно орудуя саперной лопаткой. – Татарином звали.
– Соболезнуем, братцы. – «Вольновец» снял балаклаву, под которой обнаружился такой же наголо бритый череп, как у Шалого. – Зона съела или помог кто?
– Военные постарались, уроды, – сказал бригадир, уступая место у могилы Кузе. – В бар шли, да вот не срослось. А вы как здесь оказались? Прослышали, что «Приоритет» ушел, и решили свои границы обновить?
– Любопытный ты, – сказал второй «вольновец», не снимая маску. – Как все сталкеры.
– Какой есть, – резко ответил Шалый. – А это проблема?
– Да нет никакой проблемы. – «Вольновец» пожал плечами и снял маску. – Узнаешь меня, Шалый?
Бригадир вгляделся в скуластое лицо с острым подбородком и натянуто улыбнулся:
– А ведь прав ты был, когда сказал, что в Зоне тесно. Как мама-анархия поживает? Много из папы-портвейна соков выпила?
– Да брось ты, – сказал «вольновец». – Знаешь ведь, что анархистами нас только долдоны-«приоритетовцы» называют. Хоть ты не уподобляйся. Значит, Татарина хороните? Жаль мужика.
– Хороший был сталкер. Два года с ним бок о бок… – Шалый посмотрел на лежащее у забора тело Татарина, вздохнул и немного помолчал. Потом снова обратился к «вольновцу»: – И все-таки, Фаза, возвращаясь к вопросу.
– Вопрос понятен. Отвечаю. Когда «приоритетовцы» «Изотоп» без охраны оставили, Портос пытался ваших на самооборону подтянуть. Но сталкер, как ты знаешь, животное не очень стайное. Это у тебя команда сплоченная, воробьи стреляные. А тут каждый начал в начальники рваться. И понеслась она по кочкам – ругань, драки, кого-то чуть не подстрелили даже. В общем, Портос на этот беспредел где-то с неделю посмотрел, потом плюнул и решил, что с ансамблем народной самодеятельности надо завязывать. Обратился к нам.
